![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
ЭКСТАЗ УНИЧТОЖЕНИЯ
Из Самарской области с восторгом сообщают: сожжено 100 тонн свинины! Тут же, вперебив, другое агентство рапортует: нет, не 100, а 147 тонн! - Нет, не 147, а 200, - спешит уточнить третье агентство. В Ленобласти захватили персики и нектарины, в Московской области — мясную продукцию, в Новосибирске — польские яблоки. Их всех будут жечь, топить и давить. Рапортуют не только о тоннах и даже о сотнях килограммов санкционной продукции. На Алтае следопыты Россельхознадзора у кого-то изъяли 7 килограмм киви и 5 килограммов незаконных грибов! Ни одна вражеская мандаринка или виноградинка не ускользнут от чистых рук и горячего сердца хранителей закона.
Я оставляю в стороне вопрос о таможенной технологии, по которой, надо полагать, растаможивание происходит в Сибири и на Алтае. Меня поражает другое: восторг и счастье властей при выслеживании и уничтожении еды.
Кампания, - говорят мне. Скажите, а вам ничего не напоминает эта кампания? Кампания по уничтожению, когда в ответ на призыв центральной власти с мест радостно рапортуют о встречных планах?
- «В ответ на распоряжение УНКВД раскрыть в нашей области и приговорить к высшей мере социальной защиты 2000 троцкистов, зиновьевцев и диверсантов, мы выдвигаем встречный план и просим разрешить приговорить к расстрелу 4000 врагов народа». Конечно, это не цитата, это репродукция типичной энкаведешной переписки провинции с центром образца 1937 года.
По сравнению с той трагедией нынешний экстаз уничтожения кажется фарсом. Но поражает сходство: «Ату его, ату!» То же упоение, тот же восторг. Не можем захватить 100 тонн, не хватает даже на тонну, - плевать! Захватим 7 кило и рапортуем!
Я посоветовал бы журналистам и социальным ученым перестать гоняться за тенями покойной еды, которая, как в анекдоте, «хотя и дана в ощущениях, но не нам». Посмотрите: режим нам предлагает социальный эксперимент по развитию всероссийской паранойи, эксперимент, в существенных деталях воспроизводящий самые трагические страницы советской истории. Однако сейчас есть надежда, что исследователю не оторвут голову, как 80 лет назад. Ловите момент.
Впрочем, есть и существенное отличие: охота на человеков значительно увлекательнее охоты на еду. Пресловутые 4 миллиона доносов сейчас вряд ли напишут: в отличие от соседа еда нам не враг. Не страшно. Всякая модель имеет только относительное сходство со своим прототипом.
Публика поражена также нарочитой публичностью казней еды. Однако в первый ли раз у нас шанс изумиться? Не помните, как несколько лет назад состоялась еще одна публичная казнь? Ну, да, не наш желудок, не наша шкура тогда страдали, как же запомнить? Напоминаю 1 января 2006 год и ужас, с которым Европа следила, как в прямом эфире российского ТВ Украине (а значит, и Европе) перекрывали газ? Перекрывали энергию, перекрывали тепло — посереди зимы.
Пристрастие к публичным казням можно объяснять специфическим эротическим драйвом, который возникает благодаря эстетике публичной расправы. Еще я помню, как Тот, Кого нельзя называть, облюбовал выражение «на миру и смерть красна», как будто своими публичными действиями и своими публичными словами он притягивает ту судьбу, которой надеется избежать
Игорь Жордан
7 августа 2015
no subject